Пусть никто об это не говорит, это не отменяет факта: референдум во Франции тоже завершился бы с большим перевесом в пользу выхода из Евросоюза.
Недавний опрос показал, что Французы относятся к ЕС еще прохладнее, чем англичане: 61% французов против 48% британцев, немцев и испанцев. Это стоит рассматривать как неприятие европейского бульдозера, который пробивает себе путь вперед директивами, постановлениями и законами с полным безразличием к чувствам народов. Греческий кризис и выходки по мигрантам и Турции Меркель и Юнкера, которые поставили на кон будущее континента, наплевав на ожидания и тревоги людей, только усилили недоверие к Брюсселю.
Победа сторонников выхода стала ответом на слепоту политической, экономической и информационной европейской элиты, которая с начала 1990-х годов и принятия Маастрихтского договора неизменно дает один и тот же ответ на сдержанное отношение населения: больше Европы, то есть больше федерализма, брюссельской бюрократии, квалифицированного большинства, директив и постановлений, санкций Европейского суда. Итоги голосования следует рассматривать как неприятие диктата и осуждение постоянного презрения со стороны влиятельных кругов по отношению к уставшему от всего населению. Угрозы насчет экономических потрясений и изоляции, которые звучали от ключевых мировых лидеров, европейского руководства и французских министров, никак не повлияли на позицию британского народа.
Французы не так уж сильно отличаются от британцев. Они первыми заявили свое «нет» европейскому централизму и отрицанию национальных демократий на референдуме по европейской конституции в 2005 году. Единственное отличие сейчас заключается в том, что верящее в демократию руководство Великобритании пошло на риск и задало народу вопрос. По сути, британцы говорили от имени всех европейских народов. Можно заранее с легкостью представить себе реакцию и комментарии французского политического класса и СМИ. Результаты референдума попытаются свести к «популизму» и «ультраправым». В привычной уже логике условных рефлексов в ответ нам вновь пообещают «больше Европы» и «больше интеграции». Те же самые доминирующие классы начнут продвигать мысль о том, что выход Великобритании — прекрасный «шанс для федеральной Европы». Иначе говоря, официальная риторика будет в очередной раз идти вразрез с настроением народа. Сколько же еще будет существовать эта пропасть между властными кругами и народной волей?
Глубинное послание результатов британского референдума (он, кстати, вполне мог бы быть и французским), скорее, всего, будет задвинуто в тень. Великобритания положила начало парламентской демократии, власти суверенного парламента. Проголосовав за выход из ЕС, она захотела спасти эту демократию от империализма брюссельской бюрократии. Нужно правильно понимать смысл усталости европейских народов, которая нашла выход в голосовании британцев. Все это ни в коем случае не следует рассматривать как возвращение к былому агрессивному национализму, хотя карикатур на этот счет, безусловно, будет немало, а выступающие за агрессивный национализм и изоляционизм европейские партии, скорее всего, попытаются подняться на этой волне. Британцы, как французы и прочие европейские народы, прекрасно понимают объединяющую европейцев солидарность, их общую историю и культуру, их заинтересованность в единстве посреди неспокойного мира. Отторжение у них вызывает вовсе не сама Европа, то есть тесный союз европейцев, а нарастающее ощущение идущих извне указаний, навязывания чуждых правил, норм и решений, в частности по границам и иммиграции, без малейшего желания считаться с их собственным мнением. Результаты британского референдума нужно воспринимать как голосование народа за демократию. Нынешние события вновь подтверждают правоту пророческих взглядов Филиппа Сегена (Philippe Séguin), которые тот отразил в знаменитой речи по Маастрихтскому договору в 1992 году: «В федеральном государстве нет места для по-настоящему свободных наций». Беды современной Европы — это следствие презрительного отношения политического класса к его дальновидным словам.
Максим Тандонне, Le Figaro, Франция