Отмечая годовщину развала СССР, мы можем представлять себе, как постепенно, еще без всякого осознания своих действий, народы, проигравшие свое великое общее прошлое, выстраиваются в очередь перед новым общим будущим.
Многие и по сей день продолжают настаивать на том, что развал СССР был неизбежен, поскольку цементом, склеивавшим страну, была нежизнеспособная коммунистическая идеология, выламывавшая из бытия естественные и органичные формы его существования: семью, церковь, традиционные и органичные способы хозяйствования.
Такой взгляд на советскую идеократию верен только отчасти, и то применительно к первым десятилетиям существования СССР.
Уже с Великой Отечественной войны начинается новая сборка Российской империи и восстановление оборванной духовной преемственности с тем «старым миром», отречение от которого стало клятвой большевиков.
Пропуская период «оттепели», поскольку он не совсем попадает в тему, скажем, что в 70-е и 80-е годы прошлого века демонтаж коммунистической идеи в ее главных идеологических аспектах становится свершившимся фактом.
К примеру, ребенку этих времен даже не придет в голову повторить подвиг Павлика Морозова, поскольку ценность семьи уже вновь является доминантной, превалирующей над любыми идейными разногласиями.
Царство всеобщего благополучия, обещанного основателями СССР и Никитой Хрущевым, служившее сакральным образом, помогающим советскому времени катить свои тяжелые воды через многие лишения, уже не воспринималось как путеводная звезда, а служило мишенью для насмешек.
Равно как и советская бюрократия с ее уморительной геронтологической дурной бесконечностью – наследованием будущих покойников покойникам уже состоявшимся.
Вера в целостность идеологии и жизни подорвана навсегда.
Государство воспринимается как система отдельная от пустопорожних верований и обещаний последователей единственно верного учения.
То есть собственно коммунистическая идея постепенно, из десятилетия в десятилетие, вымывается из человеческого и общественного существования, и на смену ей все более явственно приходит традиционное, русское, которое под спудом идеологических оков продолжало крепить советское общество в течение всех семи десятилетий до развала СССР.
На излете мы получили не идеократию, а русское государство, неловкое, осложняющее свой быт неэффективной экономикой, навязываемым дурацким единомыслием, объединяющее в своем составе целую семью народов.
Народов, которым русская культура советского типа прививает традиционно европейские порядки, вынуждая их модернизироваться, отказываясь от собственных глубоко архаичных нравов и традиций.
По сути, мы имеем дело с Российской империей, вплывающей, как огромный корабль, после потрясений XX века в свою привычную бухту.
Я абсолютно уверен, что этот процесс мог и должен был продолжиться, но искусственная хирургическая операция, произведенная беловежскими заговорщиками, оборвала жизнь великой страны.
Начиналось, конечно, это немного ранее, когда Михаил Горбачев решил фактически передать часть власти обществу и союзным республикам, считая, что свобода автоматически станет источником всеобщего процветания и счастья.
Именно эту иррациональную веру и навязывала обществу Перестройка, идеологи которой, глядя на западное общество, верили в то, что именно свобода обеспечила ему благополучие.
Это мы сейчас на примере Китая хорошо понимаем, что общество, не имеющее опыта обращения со свободой и, соответственно, ограничителей в ее применении, может развиваться только путем авторитарной модернизации, когда путы отпускают не все сразу, а по одной, постепенно, обучая людей умению нести ответственность за добавленное жизненное пространство, которое государство выпустило из зоны своего контроля.
А тогда сформированная, как ни странно, именно сверху – Перестройкой и возобладавшими в ее существе смыслами – вера в чудесные свойства гласности и капиталистической экономики была повсеместной и необоримой.
Стремительное разгосударствление общественной жизни и привело к тому, что власть начали захватывать новые субъекты, образовавшиеся в мутной пене исторического катаклизма, в который затянуло новую русскую империю.
Этими субъектами были националисты, рыночный бордель, раскинувший свои цыганские шатры по всей стране, либертарианская кодла, набиравшая силу.
Они, собственно, и растащили страну, которая могла существовать и далее, если бы переход к новым формам жизни и хозяйствования был продуман как жестко расчерченная дорожная карта, в которой сохранение государства виделось бы не менее существенной целью, нежели раскрепощение общества.
Эта новая страна, конечно, могла бы постепенно избавиться от пут коммунистической идеи, сохранив те ее аспекты, которые являются полностью аутентичными русскому общественному идеалу: поддержка слабых, коллективизм, доминирование общего блага над личным интересом.
Но новые вызовы требовали умной головы и крайне бережного отношения к родине, а ни тем ни другим политики, пришедшие к власти в конце 80-х, начале 90-х годов прошлого века, не обладали.
Путь, проделанный Китаем, дает все основания предполагать, что ничего фантастического в альтернативной модели, в соответствии с которой Советский Союз постепенно перекатился бы уже на рельсы русской культуры, заполнив ее идеологические пустоты, нет.
Сохраненная страна напоминала бы сегодняшнюю Россию, которую демонам хаоса, выпущенным из подполья, так и не удалось раскроить на фрагменты, хотя такие попытки и предпринимались.
Ведь Россия устроена ровно так же, как был устроен СССР – конгломерат народов, живущих на еще советской карте, нарисованной большевиками.
Мы видим, как год от года укрепляется внутреннее единство этой семьи, как формируется то, что Владимир Путин называет российской нацией.
А не развались СССР, в ее составе могли бы быть и узбеки, и таджики, и молдоване, и грузины с азербайджанцами, не говоря уже об украинцах и белорусах. Единственное, что СССР потерял бы неизбежно, – это Прибалтика.
Мы потеряли большую Россию, которая совпадала в своих границах со страной советов, но сумели сохранить Россию малую. И вот что я думаю.
История СССР не завершена.
В условиях коллапса, в котором перманентно пребывают постсоветские страны, русский мир становится центром притяжения для все больше уходящих в штопор стран, которые два с лишним десятилетия держали курс на сближение с Западом.
И, как ни странно, только удалялись от него, поскольку истинным Западом для них была Россия, удерживавшая национальное своеобразие в пределах цивилизованной нормы.
Утро и сегодня все так же продолжает красить нежным светом стены древнего Кремля, однако красота и глубокая родственность этого процесса иным становятся внятны только сейчас.
Так что, отмечая годовщину развала СССР, мы можем представлять себе не без некоторого изумления, как постепенно, еще без всякого осознания своих действий, народы, проигравшие свое великое общее прошлое, выстраиваются в очередь перед новым общим будущим.
Андрей Бабицкий, ВЗГЛЯД