На кривых путях украинизаторов
Три языка веками нераздельно господствовали на территории, именуемой ныне Украиной. Никогда не ссорясь между собой, не конфликтуя, оставаясь соработниками, приязненно дополняя друг друга.
Наипервейшим из них по своему прикровенному значению был, конечно, церковнославянский язык. Та особая форма русского языка, которая одна для всех без исключения представителей славянских племён, считающих себя православными, – где и когда они бы нижили и как бы ни отличался их обыденный язык общения. Церковнославянский язык тщательно оберегали от смешения с другими формами речи. Широко известен случай, описанный украинским писателем И.С. Нечуй-Левицким. Приехавший в малорусское село священник обратился к крестьянам с проповедью на народном наречии. Крестьяне очень обиделись, потому что батюшка говорил о Боге тем языком, каким они «в шинке лаются меж собой».
Вторым, а по широте применения главным, был русский язык: исконный для центральной части нынешней Украины. Окраины не в счёт: ведь даже Харьковскую губернию населяли большей частью выходцы из Московского царства, лишь чуть разбавленные переселенцами из Лево- и Правобережья Днепра. Тем более никогда не была «Украиной» Новороссия, прежде Дикое поле, заселённая в XVIII веке жителями опять-таки преимущественно великороссийских губерний. Стоит ли говорить о том, что природный их язык был великорусский?
Особая статья – жители Западной Украины, вошедшей в состав УССР только в 1939 году. Здесь русский, опять-таки коренной язык Червонной Руси, стараниями захватчиков и колонизаторов подвергся чудовищным искажениям. Вливание в него польских, немецких, венгерских и прочих варваризмов извратило его порой до неузнаваемости. Однако попробуйте найти самого закоренелого галичанина, который не понимал бы русского. То, что заложено на генетическом уровне, истребить невозможно.
Русский язык взял на себя в Малороссии, позже на Украине все основные и важнейшие функции. Это был язык образования и науки, техники, военного дела, государственного управления, крупной торговли, межнационального общения. Польза, которую он приносил, была единственной причиной его распространения. И он, русский язык, всеми силами создававших его (и малороссов – в первую очередь!) стремился к совершенству. Чем и обусловлено его вхождение в немногочисленную группу мировых языков (русский – один из шести официальных языков ООН, один из рабочих языков ОБСЕ, ИКАО и прочих международных организаций).
Малороссийское наречие, вопреки утверждениям украинских националистов никогда, никем и никак не утесняемое, имело собственное пространство развития. В чистом виде это был, прежде всего, язык народной поэзии: пословиц, поговорок, прибауток, песен, стихов. Однако ничего выходящего на мировой уровень на нём до сих пор не создано. Это вполне сознавал даже Тарас Шевченко, писавший свою прозу исключительно по-русски. Тем не менее вокабулы, рождённые в Южной Руси, искусно использовались мастерами слова для создания неповторимого колорита Малороссии. В дореволюционном «собрании сочинений Гоголя в одном томе», достаточно большой и объёмной книге, содержится словарь малороссийских слов, включающий 156 форм, терминов и крылатых выражений, большинство которых понятно без перевода всякому человеку, говорящему по-русски. Я несколько утрирую, но если тряхнуть как следует словарь современной «української мови» и вытряхнуть из неё все полонизмы, германизмы, романизмы, то много ли кроме этих 156 лексем останется?
Безусловно привлекательными были носители этих трёх языков: Николай Гоголь, Евгений Гребёнка, Григорий Сковорода… Благодаря им в столичном Санкт- Петербурге завелась мода на всё малороссийское: им неудержимо хотелось подражать. Не в последнюю очередь благодаря этому чувству там же, в Санкт-Петербурге, и были изданы первые книги на малороссийском наречии: альманах «Ластовка» («Ластівка») Григория Квитки-Основьяненко, «Энеида» Ивана Котляревского, «Кобзарь» Тараса Шевченко…
«Малорусс столько же тих, сколько и разсудителен. Драки между черкасами не увидите, о смертоубийствах и не слышно, к воровству и плутовству они не склонны. <…> Слобожанин скорее может быть обманут, чем согласится кого-либо обмануть; он честен и верен данному слову. <…> К старшим почтительны. Непристойной брани не любят, особенно же никогда не услышите ее на старика…» – писал в половине XIX века ученый-богослов Филарет (Гумилевский), архиепископ Харьковский и Ахтырский, затем Черниговский и Нежинский. Те же самые привлекательные черты отмечали в жителях Малороссии очень многие: начиная, скажем, от историка, этнографа и писателя Алексея Лёвшина, в своих «Письмах из Малороссии» свидетельствовавшего: «Малороссияне благоговеют к религии и непреклонны в священных истинах оной. Раскольники между ними мало известны. Малороссияне пламенно любят отчизну свою и помнят славу предков своих, ненавидя тех из них, которые очернили имена свои презрительными поступками. Нет для них ничего ужаснее, как имя Мазепы. Они забывают себя от ярости при сем ругательстве».
Коренной малоросс не менялся в сути своей с течением времени. Чехов, посетивший Сумщину и Полтавщину в июне 1888 года, вынес отсюда такое впечатление: «Кроме природы, ничто так не поражает в Украине, как народное здоровье, высокая степень развития крестьянина, который и умный, и музыкальный, и трезвый, и моральный, и всегда веселый». Антон Павлович не только был охвачен идеей приобретения недвижимости в Малороссии, где, как он писал, «народ все сытый, веселый, разговорчивый, остроумный», но и в переписи указывал свою национальность как «малоросс», а в письмах не раз называл себя «хохлом»: «…я медлитель по натуре (я хохол) и пишу туго» (А. А. Тихонову).
Всё резко изменилось после возникновения в 1917 году принесенной на австро-немецких штыках националистической УНР. Гетман П.П. Скоропадский писал: «Узкое украинство – исключительно продукт, привезенный нам из Галиции, культуру каковой целиком пересаживать нам не имеет никакого смысла: никаких данных на успех нет, и это является просто преступлением, так как там, собственно, и культуры нет. Ведь галичане живут объедками от немецкого и польского стола. Уже один язык их ясно это отражает, где на пять слов – 4 польского или немецкого происхождения… <…> Великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо…»
Заметим это разделение: по одну сторону украинцы (малороссы), по другую – галичане.
Увы, предостережению не вняли: полуграмотный нарком просвещения УССР в 1927-1933 годах Николай Скрыпник выписал из Галиции до 50 тысяч «специалистов» по «настоящему украинскому языку», которые при участии местных приспособленцев и создали то самое «харьковское правописание», иначе «правописание Голоскевича», или «скрыпниковку», которое использует украинская диаспора в Канаде, США, Западной Европе. И которое сейчас, с некоторыми изменениями, насаждают на Украине.
Оба лихих украинизатора покончили с собой: Скрыпник – в своём рабочем кабинете в Госпроме 7 июля 1933 года, Голоскевич – в ссылке в Тобольске, в 1935 году, куда был сослан за участие в деятельности контрреволюционной организации «Союз освобождения Украины» (язык и политика неизменно сочетались). Историк Сергей Бунтовский пишет: «Не знаю, случайно или нет, но пик украинизации УССР пришелся на 1932 и 1933 годы и совпал с голодом, который сегодня называют голодомором и геноцидом украинской нации. Только после очищения 37-го года, отправившего в небытие наиболее одиозных большевиков, русскоязычное население УССР вздохнуло несколько свободнее. Хотя официально курс на украинизацию так и не был свернут, но гайки больше не закручивали. В 1938 году русский язык был введен как обязательный в школах».
Русский язык ввели, и началось возрождение Украины: в ритмах великих строек, подъёме сельского хозяйства, развитии индустрии, расцвете культуры. Не «узкое украинство», а теснейшее единение с русским языком дало такие украинские имена, как Борис Патон и Олег Антонов в промышленности и науке; Олесь Гончар, Александр Довженко, Максим Рыльский и множество других – в культуре. Только через посредство русского языка произведения украинских писателей и кинематографистов стали известны миру. Лишь благодаря чертежам, исполненным по-русски, да русским патентам, шёл выпуск знаменитых украинских «АНов». Увы. А в 2016 году «Антонов» не выпустил ни одного самолёта, причиной чего стали разрыв украинской стороной кооперации с Россией и прекращение закупки российских комплектующих. И так – во всём. Падение науки, промышленности и культуры – уже созревшие плоды новой украинизации.
Прежде в лучших концертных залах Киева и Москвы пели Раиса Кириченко, Анатолий Соловьяненко, Дмитрий Гнатюк. И на их концерты «валом валили» русские, казахи, армяне – послушать певучую украинскую речь. Гастрольные списки впечатляют (для примера взят перечень поездок Гнатюка): Египет, Италия, Испания, Франция, Австралия, Канада, Китай, Мали, Нигерия, Гвинея, Гана, Новая Зеландия, США, Исландия, Япония, Норвегия, Венгрия, Португалия, Германия, Дания, Индия и др. А кому интересны нынешние Вакарчуки и Русланы? «Песок – неважная замена овсу», – говорил герой рассказа О’Генри. Так и здесь. Вой на майдане и выступление в концертном зале – разные вещи.
Ладно: вытеснили русский язык на Украине из многих сфер, изгоняют из храмов церковнославянский. Казалось бы – последует расцвет «мовы», избавленной от «конкурентов». Но вот беда: украинского языка больше не становится; читать нечего – ничего достойного внимания на нём не создаётся. Слушать нечего – и настраивается народ на по-прежнему любимую русскую эстраду. Смотреть нечего – и смотрят зрители, как и раньше, русские фильмы и сериалы. Почему?
Да потому, что произошла подмена. Вместо дружественного русскому языку украинского пришла и опять насаждается галичанская его разновидность. А у неёплохая, как нынче говорят, «кредитная история». Это язык расстрела рабочих киевского завода «Арсенал» австрийскими «сечевыми стрельцами», выдаваемыми за «украинцев». Язык кровавых погромов в Проскурове, учинённых Петлюрой. Язык принудительной «украинизации» 1920-х – начала 1930-х годов. Язык трагедии Бабьего Яра, где распоряжались немцы, но всю грязную работу взяли на себя прислужники фашистов – 45-й и 303-й полицейские батальоны и «Буковинский курень» из украинских националистов. Это они проложили «кровавый путь грабежей и погромов от Черновцов до украинской столицы», пишет в своей книге бывший военный прокурор Ю.А. Шульмейстер. Это язык Волынской резни боевиков Бандеры.
Крайне непривлекателен (мягко говоря) и носитель этого языка: петлюровец, бандеровец, современный ВСУшник, убийцы детей Донбасса. «Я б украинский выучил только за то, что им разговаривал»… кто? Фарион, Парубий, Тягнибок, Кличко, Мусийчук, Шкиряк, Семенченко, Парасюк, Черновол?… Да упаси Бог! От них хочется отмежеваться. По крайней мере, говорить не так, как они. А значит – по-русски.
… А вообще, всё это грозит плохо закончиться. Лозунг националистов «Одна нация – одна мова» уже привёл к отторжению значительных территорий, население которых не пожелало «жить под бандеровцами». Последовал исход миллионов человек с Украины, которые не смирились снавязанным им положением вещей, с «языкомором» в том числе. И сворачивать с этого пути украинские власти не собираются. Так что недалёк, возможно, тот час, когда на каком-нибудь очередном киевском майдане вместо «слава нації!» будут кричать «слава популяції» – этой «совокупности особей одного вида животных»…
Петр Синченко, ФСК