Всекитайское собрание народных представителей одобрило изменение Конституции страны. Из нее был исключен пункт, ограничивающий полномочия председателя КНР двумя сроками. По предложению Компартии председатель КНР сможет править теперь пожизненно. Многочисленные наблюдатели и аналитики как в России, так и на Западе заговорили о нарушении принципа сменяемости власти, культе личности и т.д. Однако причину этих решений надо искать гораздо глубже – в фундаментальных основаниях китайской цивилизации. Андрей Полонский рассказывает о китайских учениях, которые крайне далеки от европейских ценностей и демократических процедур.
Формальность или структурные изменения
На первый взгляд, конституционные изменения в Китае выглядят просто жестом. Сам пост “чжуси” – председателя Республики – был введен в 1954 году вместе с Конституцией страны по инициативе Мао Цзэдуна. В высшей иерархии КНР существуют еще две ключевые должности – Генерального секретаря Коммунистической партии и Председателя военного Совета КПК. Как показала политическая практика, они вполне позволяют сосредоточить в своих руках всю полноту власти. Сам Мао был “чжуси” только один срок – с 1954 по 1959 год, но это никак не помешало ему править до самой смерти.
Ключевым в китайской политической иерархии пост “чжуси” стал только в 90-х годах, когда его занял Цзян Цзэминь (1993). Он, как и предшественник Си Цзиньпина Ху Цзиньтао, отработал полные два срока, затем спокойно уступил власть своему преемнику.
Пока у Си Цзиньпина первый срок только заканчивается. Он мог бы спокойно сидеть в своем кресле до 2023 года, а управлять страной еще дольше, поставив на пост Председателя доверенного человека, как, собственно, это и делал Мао. Однако времена изменились. И Си захотел большего.
Конечно, тут было бы соблазнительно поговорить о взаимодействии государственной и партийной иерархии в коммунистическом государстве, о том, что, возможно, Си Цзиньпин хочет уравновесить обе системы и т.д., но на самом деле все эти противоречия мнимые. Базовое решение о внесении изменений в Конституцию все равно принимал Центральный Комитет Коммунистической партии, а Всекитайское собрание только проголосовало за него почти единогласно, при двух “против” и трех воздержавшихся. Если учесть, что в Пекин на сессию съехались 2158 делегатов, эти цифры выглядят просто смешно. Так что о росте роли государственных институтов власти говорить не приходится.
Привычные для западной модели социологические термины позволяют препарировать и даже объяснить происходящее в Китае, но вряд ли могут помочь понять. И, вероятно, ответ на большую часть самых интересных вопросов кроется в наследии многотысячелетней китайской цивилизации.
Конфуцианская политическая культура
Конфуцианская концепция государства, в той или иной форме определившая государственную идеологию Китая (и, чуть с большими допусками, – Японии и Кореи) на протяжении всей истории покоится на строгом иерархическом принципе. Знающие должны управлять, незнающие – подчиняться, причем во имя чистого торжества принципов гуманности и добродетели. Отношения в государстве подобны отношениям в семье: младшие служат старшим. Однако само это служение имеет смысл только до тех пор, пока старшие действуют во благо младшим. Государь – отец своим подданным, и, пока он выполняет свои “родительские” обязанности, любая смена власти – очевидное зло. Она несет хаос, смешение ролей, ненужную смуту.
Но конфуцианство не было бы гибкой системой, пережившей тысячелетия, если б оно не включало в себя простую и недвусмысленную идею смены власти. Как только Государь перестает служить “добродетели”, становится жесток и превращается в чудовище, народ имеет право восстать и свергнуть его. Достаточный ли был повод – можно выяснить только в процессе восстания. Окончательным оправданием станет победа.
И Китай, в отличие от Западной Европы, знал множество случаев победивших народных движений. Дальше все шло по накатанной. Лидер восстания становился императором и основывал новую династию. Он проникался конфуцианскими добродетелями и трудился на благо подданным.
Контркультура даосизма
Однако специфика китайской цивилизации в том, что за спиной каждого конфуцианца тенью стоит даос.
Основатель даосизма Лао Цзы был старшим современником Конфуция, но мыслил совершенно по-другому. С его точки зрения, единственной правильной политической тактикой и стратегией могло бы только “недеяние”. Надо дать вещам развиваться так, как они развиваются, мудрый не суетится, тем более не забивает себе голову лишними знаниями и претензиями.
Если смотреть на мир глазами даоса, любая смена власти – тоже совершенно лишнее телодвижение. Если что-то хоть как-то существует, пусть себе как-то существует. Вмешиваться совершенно незачем. Разве что только погромить ученых, все их науки, знания, экзамены и прочие благоглупости. Собственно, во время народных восстаний даосы этим и занимались.
Китайская культурная революция – чисто даосское мероприятие.
Нынешний метод образования калечит таланты, калечит молодежь. Я его не одобряю. Читать столько книг… это нужно прекратить, – говорил Мао и успешно справлялся с книгами.
И легисты
Где-то в стороне от конфуцианства и даосизма в местном цивилизационном синтезе существует еще и третий элемент – легизм. Основные принципы легизма сформулировал Шан Ян, министр при дворе императора Цинь Шихуанди, первого объединителя Китая и строителя Великой Китайской стены.
Легизм требует неограниченной власти бюрократического аппарата через систему строгих законов и установлений. Незыблемость законов поддерживается самыми серьезными наказаниями. Почти за все проступки – смерть.
Забавно, что легисты пали сами жертвой своей жестокости. При одном из преемников Цинь Шихуанди 300 крестьян-строителей опоздали явиться к Великой стене. За этот проступок их ждала неминуемая казнь. Вместо того, чтобы отдаться палачу, крестьяне взялись за оружие. Через несколько недель число восставших достигло 300 000. Империя Цинь была обречена, и, после многих перипетий вождь восстания Лю Бан основал новую династию – Хань.
Известный русский востоковед конца прошлого века Леонид Васильев заметил как-то, что каждый политически мыслящий китаец на общественном поприще конфуцианец, наедине с собой – даос, в отношении к врагам и недоброжелателям – легист.
И, что самое интересное, ни одна из этих традиционных ролей не берет в расчет хоть какой-нибудь ценности сменяемой власти.
Конфуцианская реакция Дэн Сяопина
Когда в начале 80-х годов Дэн Сяопин постепенно отстранил от власти прямого преемника Мао Хуа Гофэна, все в иерархии встало на свои места. Ученые занялись наукой, производственники – производством, партийные чиновники вновь получили возможность вершить свои партийные и личные дела, не боясь быть захваченными отрядом хунвэйбинов и отправленными если не к праотцам, то хотя бы на перевоспитание.
…Как известно, экономические преобразования конца ХХ века обеспечили Китаю мощнейший прорыв. Но вот что любопытно. Часто за пределами страны и особенно в России успехи реформ Дэн Сяопина связывают с рыночными отношениями. Подобное мнение имеет только самое относительное отношение к действительности. Китай совершил свой прорыв именно как коммунистическая страна с очень серьезным традиционалистским уклоном. И рынок тут совершенно особенный, где “социалистические”, то есть государственный и кооперативный сектора экономики, никогда не теряли роли определяющих и ведущих игроков. Достаточно привести только основные цифры: госпредприятия в КНР дают 48% промышленной продукции, коллективные — 38%, частные, в том числе с иностранным участием, — только 13,5%. На долю государственной торговли приходится свыше 41% общего розничного оборота, коллективной — почти 28% и частной — 31%.
Комментарии, как говорится, излишни.
Дэн Сяопин, как истый конфуцианец, был убежден, что любой элемент, – в экономике или в социальной жизни, – должен найти свое место. В основе всего – правильно выстроенная иерархия.
Неважно, – говорил он, – какого цвета кошка. Главное, чтоб она ловила мышей.
К западному обществу с его культом горизонтальных связей все это не имеет ни малейшего отношения.
Си Цзиньпин и новая идеология
Современная китайская историография и пропаганда охотно оперируют термином “поколения китайских руководителей”. Первое поколение связывается с именем Мао Цзэдуна, второе — с Дэн Сяопином, третье — с Цзян Цзэминем, четвертое — с Ху Цзиньтао, пятое — с Си Цзиньпином.
С приходом к власти Си Цзиньпина климат в стране изменился.
Или компартия победит коррупцию, или коррупция победит компартию! – вот он, главный лозунг новой эпохи.
Председатель КНР пообещал, что, если раньше власти охотились только на “мух”, теперь они будут охотиться и на “тигров”. Слово не разошлось с делом. Начиная с 2014 года в Китае было арестовано около миллиона (!) чиновников, из них 109 министров или персонажей, занимавших министерские должности. Жемчужинами этой коллекции стали бывший всесильный министр общественной безопасности и член Политбюро Чжоу Юнкан, бывший министр коммерции Бо Силай, экс-начальник главного управления ЦК КПК Лин Цзихуа и заместитель председателя военного совета ЦК КПК и центрального военного совета КНР Сюй Цайхоу.
Как сообщают источники, для коррупционеров в Китае уже не хватает камер. Если помнить о жесткости местных законов, этим людям не позавидуешь. Худо-бедно работали, занимали свои посты, копили деньги, недвижимость и роскошные автомобили – и вдруг тесное узилище, суд, следствие и, возможно, даже расстрел. Чем не очередная даосско-легистская реакция под красными знаменами китайских коммунистов? Не зря Си Цзиньпин часто говорит о действенной модели социализма с китайским лицом, о новейшем обновлении маоизма. Ему есть куда стремиться, он знает, для чего ему нужна власть. Вот теперь еще и возможность пожизненно оставаться “чжуси”. Как конфуцианец, он не хочет ненужного хаоса со сменой ролей, а как даос – не желает делать лишних телодвижений.
Надо думать, что молодой Мао со своей 32-метровой статуи, установленной над рекой Сянцзян, взирает на своего далекого наследника с пониманием и удовольствием.
Президент США Дональд Трамп тоже был доволен:
Теперь глава Китая — председатель на всю жизнь. Он смог это сделать. Может быть, и нам стоит попробовать сделать это когда-нибудь.
Кстати, писатель Александр Генис писал еще в начале века, что большинство офисов в Нью-Йорке теперь освящают по даосскому обряду.
Андрей Полонский, RUPOSTERS