Президент Молдавии Игорь Додон заявил что вариант реинтеграции Приднестровья в состав молдавского государства будет определяться на референдуме. При этом о федерализации, к которой, по мнению Додона, Молдавию принуждала не Россия, а ОБСЕ, речь не идёт, по крайней мере пока
Заявление интересно уже тем, что для того, чтобы провести референдум о воссоединении, надо согласовать вопросы с Приднестровьем. Между тем, после того, как 25 ноября 2003 года тогдашний президент Молдавии коммунист Воронин отказался от подписания им же парафированного соглашения по имплементации так называемого плана Козака, согласно которому территориальная целостность Молдавии восстанавливалась на основе «ассиметричной федерации» (особый статус, позволяющий блокировать неугодные автономиям законопроекты получала не только ПМР, но и Гагаузия) переговоры по сути не ведутся. С 2006 года Молдавия и Украина периодически, общими усилиями устраивают блокаду Приднестровья, что разумеется не способствует созданию атмосферы доверия, открытости и взаимопонимания между Кишинёвом и Тирасполем.
То есть, для того, чтобы заявлять о том, какой вариант воссоединения может, а какой не может быть вынесен на референдум, необходимо для начала вступить в переговоры с Приднестровьем (прямые или при помощи посредников) и согласовать взаимоприемлемые варианты решения. Кстати, заявляя о вынесении вопроса воссоединения на референдум (причём судя по контексту собираясь проводить его исключительно на подконтрольной Кишинёву территории) Додон явно усложняет процесс. До сих пор молдавское руководство считало, что для вступления в силу договорённостей об объединении достаточно их подписания президентом и ратификации парламентом (разумеется требовались аналогичные действия со стороны ПМР).
Зачем же вдруг понадобился референдум, который может дать совершенно неожиданный результат. Дело в том, что молдавские «евроинтеграторы», мечтающие вступить в ЕС, путём румынизации Молдавии, вовсе не стремятся возвратить Приднестровье, которое усилит позиции в стране антирумынских и пророссийских сил. Большая часть народа относится к проблеме индифферентно и только радикальные националисты стремятся восстановить контроль над «исконно-молдавскими землями». Также возвращение Приднестровья теоретически может быть поддержано Гагаузией и малочисленными русофильскими организациями Молдавии, поскольку укрепит их позиции в молдавской политике. Но скорее мнения внутри гагаузского общества, равно как и мнения русофилов разойдутся.
В результате может оказаться, что большинство граждан Молдавии вовсе и не жаждет возвращения Приднестровья. И что тогда делать властям? Как учитывать волю граждан? Признать независимость Приднестровья? Было бы неплохо, но власти в Кишинёве боятся бунта крайне правых.
Так зачем же всё таки Додон говорит о референдуме, который непонятно как проводить, ещё менее понятно, как имплементировать его решения? Неясно даже нужны ли нынешней молдавской власти такие решения, как те, что могут быть приняты на референдуме.
На 24 февраля 2019 года запланированы очередные парламентские выборы. И Додон говорит, что референдум должен быть проведён после выборов. Логика в этом заявлении отсутствует, поскольку избирать будут парламент, а на референдуме голосует народ. Если бы решение по Приднестровью должен был принять парламент Молдавии, то логика Додона была бы понятна: полномочия старого парламента практически истекли. Пусть голосуют вновь облечённые доверием депутаты. Но ведь народ-то на выборах не поменяется. Следовательно референдум можно проводить и до выборов, и (ради экономии) в день выборов. При этом подготовку к референдуму можно было бы использовать в качестве одной из опор избирательной кампании.
Заявление о необходимости проводить референдум после выборов заставляет предположить, что сама идея референдума, равно как и её внезапная раскрутка Додоном — не более, чем политическая технология.
Понятно, что в ходе избирательной кампании вопрос о Приднестровье будет неоднократно подниматься. Учитывая неоднозначное отношение к данной проблеме молдавского общества: позитивного (выгодного с политической точки зрения) ответа на него не существует. Любой конкретный ответ вызовет активный протест может не самых многочисленных, но зато гиперактивных и небезопасных групп (какой-то ответ не понравится радикальным правым, какой-то радикальным левым, а какой-то может не подойти и умеренному большинству).
Заявление же о том, что всё будет решено на референдуме, позволяет поддерживающей Додона политической силе (ПСРМ) без проблем уходить от прямого ответа, заявляя, что «народ решит».
Игорю Додону кровь из носу необходимо получить большинство мест в парламенте. Все его президентские инициативы блокируются право-центристской коалицией и, если так пойдёт и дальше, социалисты (и сам Додон) утратят поддержку населения. Чтобы сломать ситуацию в свою пользу, Додону необходимо парламентское большинство. Тогда и парламент, и правительство будут лояльны президенту, он сможет реализовать собственную внешнеполитическую и экономическую программы и граждане Молдавии получат возможность оценить реальную эффективность его предложений.
Сейчас ПСРМ и Додон с равным успехом могут прийти к власти надолго, (если захватят большинство в парламенте) и быть быстро вытесненными в политический маргинез (если правительство вновь будет формировать та же право-центристская коалиция, что находится у власти сейчас). В такой ситуации борьба будет крайне жёсткой и для победы будет необходим каждый голос.
История с референдумом даёт сторонникам Додона возможность уйти от неудобного формата дискуссии. Когда же выборы пройдут о референдуме можно будет благополучно забыть.
Ростислав Ищенко, Ukraina.ru