Как на земле русской появились украинцы: репрессии Вены не могли остановить русское возрождение Карпат

В первое воскресенье после Дня славянских просветителей Кирилла и Мефодия (в 2021 году это 30 мая) церковь чествует память Карпаторусских святых

Статью о первом провале попыток выведения из карпатороссов украинцев мы закончили на том, что в 1890 году австрийские власти попытались инспирировать переворот в русинской депутатской фракции Галицкого сейма, когда не уполномоченный фракцией «Русский клуб» оборотень Романчук объявил о наступлении некой «новой эры»: мол, с этого времени народ Галицкой Руси считает себя обособленным от остальной Руси и великороссов.

Несмотря на то, что оратор так и не решился упомянуть об «украинцах», его выступление, поддержанное ещё одним депутатом Вахняниным, послужило сигналом к качественно новому этапу украинизации – куда более системному и материально подпитываемому государством. Не остановили Вену ни грандиозный митинг, состоявшийся во Львове 2 февраля 1892 года, на котором 6 тысяч представителей населённых пунктов Галиции единогласно осудили выступления Романчука и Вахнянина, ни даже признание лидера украинофилов Драгоманова, который и спустя три года после «наступления новой эры» констатировал неизменный перевес москвофилов на всех выборах в сейм и рейхстаг среди автохтонного населения Галицкой Руси.

Маргинес «правительственной системы»

Главным инструментом украинизации становятся «народовцы» (те самые украинствующие, что в 1885 году организовали «Народну раду» в противовес Русской раде, существовавшей с 1870 года в качестве преемницы Главной Русской рады 1848-1851 годов). Это своего рода галицкий аналог оставшихся в России после краха Польского восстания «хлопоманов», которые, выставляя себя радетелями «простого народа» примерно в те же годы безуспешно внедряли украинство в крестьянские массы Малороссии. «Это антирусское меньшинство называлось “народовством”, но, как часто бывает в политике, название не только не выражало его сущности, а было маской, скрывавшей истинный характер и цели объединения, – писал выдающийся исследователь украинизации Николай Ульянов. – Ни по происхождению, ни по духу, ни по роду деятельности оно не было народным и самое бытие свое получило не от народа, а от его национальных поработителей… По словам Драгоманова, народовская партия “не только мирилась с Австро-польской правительственной системой, но сама превращалась в правительственную”… Напечатав в том же 1900 году брошюру Н. Михновского “Самостийна Украина”, провозглашавшего ее “от гор Карпатских аж до Кавказки”, они ни словом не обмолвились о том, что для образования столь пространной державы препятствием служит не одна Россия. Элементарный политический такт требовал, чтобы для той части её, что помещалась возле “гор Карпатских”, указан был другой национальный враг. Между тем ни австрийцы, ни венгры, ни поляки в таких случаях не называлось». Да и мыслимо было опечаливать благодетеля, который всей мощью государственной власти поддерживал эту «новую эру»?

«Как по мановению волшебной палочки, вводится в школах, судах и во всех ведомствах новое правописание, – описывал деятельность этой «правительственной системы» галицкий поэт, композитор, общественный деятель Илья Тёрох. – Старые “русские” школьные учебники изымаются и вместо них вводятся книги с новым правописанием. По всей Галичине распространяется литература об угнетении украинцев москалями. Из Киева приглашается Михаил Грушевский (в 1894 году. – Д.С.). Для него во Львовском университете учреждают кафедру “украинской истории” и поручают ему составить историю “Украины” и никогда не существовавшего “украинского народа”. В награду и благодарность за это каиново дело Грушевский получает “от народа” виллу и именуется “батьком” и “гетманом”. Но насаждение украинства по деревням идет туго, оно почти не принимается. Народ держится крепко своего тысячелетнего названия. В русские сёла посылаются исключительно учителя-украинофилы, а учителей с русскими убеждениями оставляют без мест».

Туго насаждение украинства шло и в городах. Вот как в 1894 году представлялось львовянам назначение украинофила Грушевского: «русский учёный», «профессор русской истории», «преподающий на русском языке» «для русинов».

Грушевский и сам позже признавал свой маргинес даже во Львове, не говоря уже о провинции: «Москвофильство… охватило почти всю тогдашнюю интеллигенцию Галиции, Буковины и закарпатской Украины».

Что уже говорить о карпаторусской диаспоре первой волны в США, которая называла себя малороссийской и выпускала «часопис для русского народа в Америке».

Словосочетание «украинский народ» впервые появляется на страницах американской печати лишь в 1910-х годах. О чём свидетельствует интернет-сервис Ngram Viewer.

В 1848 году в Лондоне, правда, вышла книга The Cossacks of the Ukraine («Украинские казаки») поляка Генриха Красинского, эмигрировавшего из России после поражения Первого польского восстания. Но роль подобных сочинителей этнонима «украинец» мы уже выяснили. Как и то, что до 1860-х годов украинцами именовали они всех жителей «польской окраины», включая поляков, а не некий отдельный народ.

Если не считать польского, впервые об украинцах сообщается на немецком – главном языке Австрии. Это примерно 1877 год. После чего, как мы видим, идея отторгается народным организмом, и только с объявлением «новой эры» государство вдыхает в неё «новую жизнь».

Однако только ли за счёт поддержки властей кривая украинизации поползла вверх? Думается, главной движущей силой стал религиозный фактор. В 1890-х годах поляки вспомнили ещё об одном «пророчестве». Куда более близком по времени, нежели лондонское издание Красинского.

В 1887 году в Кракове был издана книга с цитатами только что почившего ксёндза Валериана Калинки – ещё одного участника Первого польского восстания. Программным стал следующий его завет: «Опорная сила поляка… была бы, если бы каждый из них (малороссов/русинов и великороссов. – Д.С.) исповедовал различную веру… Поэтому-то уния была бы весьма мудрым политическим делом… Из врождённого осознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и, в конце концов – начав с малого – к полной отдельности души. Раз этот пробуждавшийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием (до поражений польских восстаний XIX в. в России у поляков оставалась надежда переделать малороссов в поляков. – Д.С.), пускай останется при своих, но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, а с Востоком только формой… Пускай Русь (бывшие русские воеводства Речи Посполитой. – Д.С.) останется собой и пусть с иным обрядом, но будет католической – тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей».

Итак, уния была определена необходимым условием смены цивилизационного кода.

Не случайно в 1890 году в ответ на протесты русских депутатов против самозваного выступления Романчука униатский архибискуп Львова Сильвестр Семибратович там же – в Галицком сейме – коротко отрезал: «Кто не с нами – тому здесь нет места».

В 1900 году Львовскую униатскую кафедру занял польский граф Шептицкий. И этим ознаменовалось начало уже насильственной украинизации.

«Новый курс» против «новой эры»

Позволю себе пространную цитату из статьи И.И. Тёроха «Украинизация Галичины» (Журнал «Свободное слово Карпатской Руси», №2-3, Ньюарк, США, 1962. Цит. по журналу «Русское слово» №10 (127) 2013, С. 25-28.):

«С назначением Шептыцкого главой униатской церкви прием в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается. Из этих семинарий выходят священниками заядлые политиканы-фанатики, которых народ назвал попиками. С церковного амвона они, делая свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне. Народ противится, просит епископов сместить их, бойкотирует богослужения, но епископы молчат, депутаций не принимают, а на прошения не отвечают.

Учитель и попик мало-помалу делают свое дело: часть молодежи переходит на их сторону, и в деревне вспыхивает открытая вражда и доходит до схваток, иногда кровопролитных. В одних и тех же семьях одни дети остаются русскими, другие считают себя украинцами. Смута и вражда проникают не только в деревню, но и в отдельные хаты.

Малосознательных жителей деревни попики постепенно прибирают к своим рукам. Начинается вражда и борьба между соседними деревнями: одни другим разбивают народные собрания и торжества, уничтожают народное имущество (народные дома, памятники – среди них памятник Пушкину в деревне Заболотовцы). Массовые кровопролитные схватки и убийства учащаются.

Церковные и светские власти на стороне воинствующих попиков. Русские деревни не находят нигде помощи. Чтобы избавиться от попиков, многие из униатства возвращаются в православие и призывают православных священников. Австрийские законы предоставляли полную свободу вероисповедания, о перемене его следовало только заявить административным властям. Но православные богослужения разгоняются жандармами, православные священники арестовываются и им предъявляется обвинение в государственной измене. Клевета о царских рублях не сходит со столбцов украинофильской печати…

…Чтобы оказать помощь попикам и учителям-украинофилам, власти решают ударить по крестьянскому карману. Они обильно снабжают кооперативы украинофилов деньгами, которые через посредство райфайзенских касс даются взаймы по деревням только своим приверженцам. Крестьяне, не желающие называть себя украинцами, займов не получают».

Однако репрессии не остановили борьбу русинов Галиции за свою русскость. Наиболее бескомпромиссно оформилось сопротивление в студенческое движение «Новый курс».

«Когда с Новой Эрой оргия насаждения украинства немцами, поляками и Ватиканом разбушевалась вовсю, русская галицкая молодежь не выдержала и взбунтовалась, – продолжал Илья Иванович. – …Студенты бросились в народ: созывали веча и открыто стали на них провозглашать национальное и культурное единство с Россией. Русское крестьянство стало сразу на их сторону, и через некоторое время примкнули к ним две третьих галицко-русской интеллигенции и отцов. Употребляемый до тех пор сине-желтый галицко-русский флаг был заменен носившимся раньше под полой трехцветным бело-сине-красным».

В 1907 году из разных концов Галицкой Руси в австрийский парламент были посланы сто тысяч коллективных прошений, в которых говорилось: «Галицко-русский народ по своему историческому прошлому, культуре и языку стоит в тесной связи с заселяющим смежные с Галицией земли малорусским племенем в России, которое вместе с великорусским и белорусским составляет цельную этнографическую группу, т.е. русский народ».

«Того же мнения придерживались представители науки – этнографы, историки, языковеды, – напоминает историк Александр Каревин. – К примеру, выдающийся чешский славист, ученый с мировым именем Любор Нидерле констатировал, что между украинцами (малороссами) и великороссами “столь много общих черт в истории, традиции, вере, языке и культуре, не говоря уже об общем происхождении, что с точки зрения стороннего и беспристрастного наблюдателя это только две части одного великого русского народа».

Прекрасно сознавала это и основная масса русского народа Карпат. Потому-то и внедрялась к этому времени уж сорок лет украинизация как бы не официально, а «неправительственными организациями», включая унию. Те же НПО подогревали украинофильство и в Российской империи.

Когда в 1910 году львовская газета «Галичанин» задалась вопросом, почему русофильское движении в Галиции не может получать «зеркальную» помощь из России, и когда в том же издании прозвучало сочетание «Русский мир», официальная Вена поняла, что пора переходить к открытому террору карпатороссов. Который и стал предвестием Талергофа.

Продолжение следует

Дмитрий Скворцов, ФСК

Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен, а также Телеграм-канал FRONTовые заметки